Другая Болейн [= Еще одна из рода Болейн ] - Филиппа Грегори

Она снова пожала плечами:

— Мужчину легче привлечь, чем оттолкнуть.

— Интересно знать, — начала я. Хорошо бы слова стали кинжалами, метнуть бы их прямо в ее самодовольную рожу. — Если судить по подаркам, ты в самом деле привлекла его внимание. Ты фаворитка короля.

Она кивнула. Точь-в-точь как довольная кошка, душный аромат похоти, казалось, висел в воздухе.

— Понятно, тебе наплевать, что он мой признанный любовник.

— Мне велели, — нагло ответила Анна.

— Тебе же не велели вытеснять меня!

Пожала плечами, на вид — сама невинность.

— Что я могу поделать, если он мечтает обо мне? — произнесла кротко. — Двор полон мужчин, мечтающих о том же. Разве я их поощряю? Нет.

— Ты же со мной говоришь, не забудь. Не с одним из твоих идиотов. Я-то знаю, ты поощряешь всех подряд.

Опять эта ее вкрадчивая улыбка.

— Чего ты добиваешься, сестренка? Хочешь стать его любовницей? Вытеснить меня?

Внезапно выражение самодовольства ушло с ее лица. Казалось, она глубоко задумалась.

— Может, и так. Но тут есть риск.

— Какой риск?

— Если он меня добьется, может потерять интерес. Его трудно удержать.

— Мне — не так уж трудно. — Очко в мою пользу.

— Да чего ты добилась? Он выдал Бесси Блаунт замуж, когда все было кончено. И что она выиграла?

Я до крови прикусила язык.

— Если ты так думаешь, Анна…

— Я смогла бы его удержать до тех пор, пока он не поймет — я не Бесси Блаунт и не Мария Болейн. Я — птица другого полета. Если бы удержать его, пока он не догадается сделать мне одно предложение, великое предложение…

— Если ты о Генрихе Перси, так его не вернуть. Король на это никогда не пойдет.

В два прыжка она перемахнула комнату и схватила меня за руки, так что ногти вонзились в кожу.

— Не смей упоминать его имя, — прошипела она. — Никогда.

Я вырвалась и сгребла ее за плечи.

— Буду говорить все, что заблагорассудится. Ты же болтаешь все, что хочешь. Ты отвратительна, Анна. Потеряла свою истинную любовь и теперь хочешь отнять чужую. Ты всегда зарилась на мое, только потому что это мое.

Она вывернулась из-под моих рук и рывком распахнула дверь:

— Убирайся!

— Ты можешь идти, — поправила я. — Не забудь, это моя комната.

Минуту мы стояли и смотрели друг на друга как два упрямых барана. Нас переполняли взаимные обиды и куда более темные чувства, извечные чувства сестер — в мире нет места для обоих. Любая ссора — не на жизнь, а на смерть.

Я отступила первая:

— Все-таки мы на одной стороне.

Анна захлопнула дверь:

— И это наша общая комната.

Теперь все ясно. С самого детства нас мучил вопрос — какая из сестер Болейн лучше, и сейчас наше девическое соперничество разыгрывалось на величайшей сцене страны. К концу лета одна из нас будет любовницей короля, а другая — ее служанкой, помощницей, а может, и шутом.

У меня не было никаких шансов на победу. Можно строить планы, но что поделаешь без союзников, без сил. Никто из родни не видит вреда в том, что король держит меня в объятьях ночью, а ее — днем. Идеальная ситуация: умная сестра — компаньон и советчик, плодовитая сестра — любовница.

Лишь я знала, чего ей это стоит. Вечером, после танцев и смеха, непрерывного внимания двора, она садилась перед зеркалом, стягивая чепец, и я видела — она изнурена, измучена до предела.

Георг частенько заходил к нам в комнату, приносил по стакану портвейна. Мы укладывали Анну в постель, натягивали до подбородка простыню. Она медленно опустошала стакан, и на ее лицо постепенно возвращался румянец.

— Бог знает, куда это приведет, — шепнул мне однажды Георг, когда Анна заснула. — Она вскружила голову королю, свела с ума весь двор. На что она надеется?

Анна пошевелилась во сне.

— Ш-ш-ш. — Я задернула занавески вокруг кровати. — Не разбуди ее. Я больше не в силах ее выносить, честное слово.

— Так плохо? — Георг подмигнул.

— Она заняла мое место.

— Бедняжка!

Я отвернулась.

— Она отнимает все, что у меня есть. — Голос у меня дрожит от обиды.

— Но ты не любишь его так сильно, как прежде, правда?

— Это не значит, что я уступлю Анне.

Георг обнял меня за талию, довел до двери, рука лениво покоится на моем бедре. Пылко поцеловал прямо в губы.

— Ты же у нас самая сладкая.

Я улыбнулась:

— Конечно, как женщина, я лучше. Она просто честолюбивая ледышка. Лучше увидит тебя на виселице, чем умерит свое честолюбие. А я люблю короля ради него самого. Но Анна ослепила его, ослепила весь двор, даже тебя.

— Только не меня, — мягко возразил брат.

— Дядя любит ее больше. — В голосе у меня опять звучит обида.

— Дядя никого не любит. Но ему интересно, как далеко она может зайти.

— Всем интересно. И какую цену ей придется заплатить. Особенно если платить буду я.

— Непростую игру она ведет, — согласился Георг.

— Ненавижу ее! Приятно будет посмотреть, как она лопнет от тщеславия.

Двор намеревался посетить принцессу Марию в замке Ладлоу, и все лето мы двигались в западном направлении. Принцессе только десять, а учат ее как взрослую. Девочке дают образование в суровой официальной манере, принятой при испанском дворе. В Уэльсе при ней священник, несколько учителей, дама-компаньонка, собственный двор — ведь она принцесса Уэльская. Мы ожидали увидеть полную достоинства маленькую хозяйку, девушку, почти ставшую женщиной.

Но увидели мы совсем другое.

Она появилась в главной зале, когда король сидел за обедом, ей предстояло нелегкое испытание — пройти от двери до главного стола под множеством устремленных на нее взглядов. Такая маленькая, как шестилетняя, крошечная куколка, темные волосы выбиваются из-под чепчика, печальное бледное личико. Так же изящна, как ее мать когда-то, когда только приехала в Англию, но еще совсем ребенок.

Король нежно приветствовал дочь, но я видела его разочарование. Он надеялся, что девочка выросла, расцвела, что через год ее можно будет выдать замуж, а года через два-три ждать детей. Ничего подобного — перед ним всего лишь дитя — бледное, худенькое, застенчивое дитя.

Он поцеловал дочь, усадил справа от себя за главным столом. Она видела — все взгляды устремлены на нее, и почти ничего не ела, совсем ничего не пила. Если король с ней заговаривал, отвечала односложно и шепотом. Несомненно, она прекрасно образованна, учителя один за другим уверяли короля, что принцесса говорит по-гречески и по-латыни, складывает числа в уме, знает географию Уэльса и всей страны, легко и грациозно танцует. Но она отнюдь не производит впечатления крепкой, полной сил, способной иметь детей. Казалось — она просто тихонько угаснет, умрет от ничтожной простуды. И это единственная наследница трона, недостаточно сильная, чтобы удержать скипетр.